Златокрылый дракон

"Под конец нашего с тобой полугодового пребывания в киббуце, пробавления двадцатьпятой кислотой, когда мы были полупереварены друг другом, накопили безумное количество неотвеченных контактов, качок пришел ко мне с мировой.
Он принес с собой сваренный черный и два шприца. Он двинул меня, сука, он победил меня - ужалил черным жалом страсти в самою мою голодную душу"

Успеть взбежать по лестнице, пока звонок за спиной не закончил переливаться по затухающей. Бесшумно всхлипывая, присесть на корточки в домике на плоской крыше высотки. Через проем без двери смотреть на залитый солнцем мир и слизывать соленый пот с пресными слезами над верхней губой. Я не слышал, открылась ли дверь, но знаю, что прекратил это хоть на секунду. Откинул голову и прислонился головой к белой стене. Жарко, но я не чувствую, у меня энергии как у старика сейчас. Катать, катать коричневый шарик жидкого янтаря по длинному куску неровно оторванной фольги, прожаренной солнцем в тайнике на крыше. Я люблю тебя.
Ментоловый Мальборо, белые баки для нагрева воды рядами на неровных захламленных крышах, выкинутые потрошеные диваны, вяло висящие в знойном воздухе черные тряпки вместо жалюзи. Наш высокий желтый дом с круглыми углами - один из самых современных в этом квадратике района, тут даже есть аллейка зеленых деревьев с шарами эфемерной листвы и загулянная собаками детская площадка.

Внизу гудит торопящимися машинами,
шумит узкими улочками Флорентин, мне видно кусочек синего-синего моря с местной шестиэтажной высотки. Все, что мне нужно для жизни, лежит в карманах голубых джинсов - карточка «виза», сигареты и зажигалка. Бумажный чек и спрессованные куски фольги в подъеме белого носка. Все, что мне нужно для моей шикарной, сказочной, бредовой, развращающей душу жизни. Я живу в сказке, и ты в ней живешь, страшная сказка нашей жизни заполняет приходом все мое существо, я только слушаю и смотрю вокруг. Как ты думаешь, зачем я перебираю тушки убитых животных? Я не могу сердиться на тебя, мне больно, и эта боль так же велика, как любовь

Только убить ее легче, я позволяюсладости, запретной сладости, оттого еще более желанной сладости снова наполнять меня.
Первая встреча с геро. Мы жили в домиках киббуца ближе к югу страны, посреди нигде. Много раз мы с тобой стояли на дороге, теряющейся в холмах, слушали стрекот кузнечиков в потрескивающей от жары траве. Тремп между множеством киббуцев и затерянным в Бескрайних Просторах Израиля городком Кирьят-Гат. Чем мне очень нравились тогда израильтяне - почти все киббуцники ездят на мощных потертых машинах с навсегда открытыми окнами. Они свистят за рулем, наконец-то я попал в страну, в которой на мой рассеянный посвист никто не обращал внимания. Кирьят-Гат - типовой городок с отличными дорогами, построенный на пике иммиграции - пустыня вокруг, пыль на всех предметах, обновления ассортимента заведений и магазинов с годовым опозданием, семьи из небольших городов со всего мира.
Мы были в шоке от людей, с которыми каждый рабочий день учили иврит в нескольких классах крупной межкиббуцной школы. Да, никто не читал наших книг, и их родители не читали книг, читанных нашими родителями. Никто не ел кислоту на первых парти, с одного из которых мы и приехали в эту страну. В основном
это были люди из небольших или, как минимум, провинциальных городков, и уже через пару месяцев информационный голод срубил нас. Мы с тобой вцепились друг в друга, как тигр и дракон. Когда через много лет мы посмотрим фильм, использующий
эти мощные символы, его тонкий полусказочный и правдивый танец доставит нам совместную радость на два часа.
Сегодня я опять почувствовал, как твое желание уходит от меня, пробрался как можно ближе, стоял и смотрел через окно на то, как ты занимаешься любовью с чужим телом. Мне было холодно. Эти странные моменты резкого осознания того, "что именно мы делаем со своей жизнью" и "все это - правда". Я все время перешагиваю через границу, отодвигаю ее все ниже и ниже. Внизу - темно на солнечных улицах с мягким асфальтом. Внизу такие радости, как секс, еда и сон становятся высшими наслаждениями. Потому что все просто - если я могу есть, входить в тебя и заснуть
- значит чек лежит у меня в кармане. А это радость, это возможность не просто жить, а быть джанки. Быть джанки и оставаться человеком очень трудно. Вот я и топчусь на границе с той первой встречи.
В ульпане, на курсах иврита "первый шаг для поднявшихся в Израиль", мы все же нашли себе друзей. Там я научился ценить простых людей из разных стран, разговаривать с ними на любые темы. Мы вылезали из кожи, обучаясь новому. Мне пришлось родиться заново, потому что я чувствовал как меняются целиком все элементы в моем теле, все настройки, включая такие понятные, как давление атмосферного столба и рисунок звезд на небе. Мы ни за что бы не вернулись назад, ведь эта иммиграция была еще и побегом.
Единственным равным мне по силе и власти под конец четвертого месяца был черноглазый качок из Днепропетровска, сильный и плавный, как пантера. Никто не рисковал связаться с этим человеком. Моя сила была в тонких интригах, постоянном бесшумным контроле и искренней жажде жизни. Сильнее нас был только молчаливый огромный парень со следами оспы на землистом лице. Он был сам по себе, только вусмерть напивался каждую пятницу в киббуцном пабчике, наивно разрисованном
флюрогрибочками и строящими глазки фейри. Однажды он вышел "разговаривать" на улицу с толстым израели, парнем в пункерской куртке. Они же как дети, а он такой взрослый в своем молчаливом терпении. Сломал парнишке нос и побрел пьяно, твердо ступая к своему домику на другом конце киббуца. Конечно, на четвертом-то месяце такой жизни с этими русскими дебилами израелим не выдержали. Пока бежали за ним темными дорожками, задевая плечами вечновлажные цветы, разобрали зеленый
символический заборчик вокруг детского садика. Побитый палками с торчащими гвоздями, сломавший еще кому-то ногу и нос, подбивший все глаза, он так и не изменился, разве что стал еще больше похож на медведя. Он не встревал в наши разборки, но мы смотрели друг другу в глаза и я знал что он со мной. Качок тоже это знал, мы так и не успели разобраться в наших первобытнообщинных отношениях до окончания срока.
Под конец нашего с тобой полугодового пребывания в киббуце, пробавления двадцатьпятой кислотой, когда мы были полупереварены друг другом, накопили безумное количество неотвеченных контактов, качок пришел ко мне с мировой. Он принес с собой сваренный черный и два шприца. Он двинул меня, сука, он победил меня - ужалил черным жалом страсти в самою мою голодную душу. Я заболел, но болезнь развивалась так медленно, что я только теперь вижу всю картину моего добровольного пути в Черное Дупло. Я подбирался к героину, разваливая свою жизнь медленно, подсознательно, не желая осознавать того, толкал себя прямо в центр мишени своего собственного воспаленного внимания. Через год я встретил Лану.
Мы расстались тогда с тобой, я жил в северном городке Тверия. Снимал маленькую комнатку с большой кроватью. В этом городе было еще меньше интересных мне людей, я только начал говорить на иврите и не видел никакого будущего. Работал в отеле, ходил в униформе, возвращался домой в пансион в районе вилл. Пыхал с соседом-травяным дилером, высохшим бухарином средних лет с наколками на пальцах. Соблазнял, но никогда не брал девочку с моей чувственностью и с детскими взглядами. В гости ко мне приходила только соседская собака-ньюф, плюхалась рядом на ступеньке черной шерстяной тушей, прислонялась к плечу и смотрела на закат. Иногда мы с ней гуляли на холмах над прекрасной чашей озера Кинерет. Когда нужны были люди - ходил в гости к моим друзьям в иммигрантский Центр, милым хиппарям, все моложе меня лет на пять. Так одиноко. Так светло. Трава, сумерки, собака, красота деревьев, запах цветов распаренной влажной ночью.
Мы с тобой узнавали себя заново. Не знали, хотим ли быть вместе. Не видели рядом никого достойного нас. Однажды мы сидели с мальчишками, пыхали в их комнатушке перед раздвинутым окном в полстены. Однажды - все хорошие истории начинаются так, и эта не была исключением. Девушка влетела в комнату, остановилась и мое сердце забилось сильнее, сильнее, мягко, сильно. Взгляд мельком, а время стояло, кровь стала тяжелой. Я сразу захотел ее, быструю и совершенную, далекую. Лане рассказывали обо мне, я видел блеск интереса в ее глазах, но она знала, что я женат. Мы стали часто посещать наших друзей, наконец, виделись каждый вечер, я угощал всех травой.
Лана приходила ко мне, говорила со мной, иногда решалась погладить меня по щеке. Потом я понял, что происходит что-то страшное. Взял отгул на работе и закрылся дома, чтобы разобраться с собой. На самом деле я решил погрузиться в свои чувства, понять их. Часами лежал голый, наслаждаясь кондиционером, под полузакрытыми жалюзи, наблюдал движение полос по кровати. Я понял, что все эти слова о страсти, которыетак наивно отметал в книгах, считая очень надуманными, были правдой. С раскаленным членом, пьяной головой, ее запахом в забытой рубашке, я парил над кроватью в облаке ее образов. Иногда мне в стенку стучал сосед слева, смешной маленький Аргентинец. Я натягивал шорты, шлепал босиком по тепловатым плиткам тенистого коридора вдоль шеренги дверей, выходил на терраску. Он был единственным, кому я рассказывал об этом невероятном явлении, о страсти. Тогда я уже понял, что нет другого выхода, кроме как утолить ее, изменить тебе, я думал, что страсть на этом закончится.
Вечером седьмого дня, на исходе шаббата и заката, Лана пришла под каким-то предлогом. Она сразу, сразу все почувствовала когда зашла ко мне в комнатку, перекрещенную не раз моими мечущимися в поисках ее глазами под закрытыми веками.
Села на край кровати, откинулась, спросила – можно, я прикоснусь к тебе? Мир взорвался, мы начали танец. Каждой клеточкой тела я ощупал ее и каждое прикосновение было утолением страсти. На рассвете мы закончили смеяться от счастья, она держалась за решетку на окне над кроватью и утренние цветы колыхались прямо
перед ее лицом. На работу опять не поехал, был уволен, проспал до вечера, выпил с невыспавшимся из-за нас, но светящимся аргентинцем, вернувшимся из-за прилавка сувенирной лавочки на углу. Вечером позвонила ты и мы решили попробовать еще раз - теперь в Тель Авиве. Я собрал вещи в рюкзак, Лана зашла попрощаться. Мы обнялись, легкие и довольные что наша короткая искренняя любовь на этом и закончится, станет приятным приключением и опытом, мы прижались друг к другу всем телом – по-дружески нежно. И ощутили такой силы толчок в том месте, где у всех людей душа, что прижались еще крепче.

Через год, уже в Тель Авиве, уже на Флорентине, уже доведя себя до последней точки, я решил покончить с собой. Та же сила, которая заставила спиться до смерти моего умного и образованного отца, толкала меня к селфдестрою. Я не знал тогда, что мой папа в далекой стране в это время погрузился в черноту окончательно. Из нескольких наших встреч я даже не смог вынести память о его лице - только образ. Наверное, он хотел забрать меня с собой. Половинка меня умирала. Я был добрым мальчиком и больше всего на свете не хотел расстраивать маму. Мама не пережила бы моей смерти, наверное. Через неделю мучений выход был найден.
Мы с друзьями принимали любые вещества, кроме черного, именно потому что черный = смерть. Воспоминание о сладком жале свободы всплыло вместе со словом "черный". Все было решено. Как раз тогда я познакомился с девушкой-оторвой, чертовски привлекательной девушкой, рискованной, тут же влюбившейся в меня, давно торчавшей на героине. Карты сложились, я пошел умирать - но сладко, мы ведь не едим сладостей в жизни. С ней и геро я был счастлив. Два месяца восторгов - и ее увез на север страны заботливый муж. Потом, года через два, она вернулась в Тель Авив, чистая, спокойная. Развелась с мужем, отрастила
волосы и устроилась работать в цветочный магазин. Мы встречались несколько раз, я был уже почти драконом. Моя кровь была героином, а героин - моей кровью. Она дарила мне цветы, говорила, что я был единственным светлым явлением за все
пять лет торча. Плакала, просила прощения, получала его и опять плакала, глядя в узкие драконьи зрачки. Здесь все пропитано символикой, потому что даже Солнце на небе - только символ для меня. Не имеет значения, есть оно или нет.
Когда я остался один, героин стал неинтересен мне. Но я его хотел. Я хотел его любви. Любовь дают только люди. Итак, мне нужен был человек.
Через месяц друзья-хиппари нашли меня, дали мне Ланин телефон. Я позвонил ей на север и узнал, что она тоже балуется героином, что ей тоже скучно и что она тоже помнит тот толчок в грудь. Я позвал ее. Я позвал ее, уверенный в том, что делаю хорошо другу. Мы с тобой нашли ей хорошую работу. И в конце концов страсть к ней вернулась вместе со страстью к геро.
Что сказать, разве искореженное "это были счастливые годы, это были несчастные годы". Ты устала, ты смертельно устала любить меня. Спать рядом со мной в постели, в которой есть только мое тело. Мы с Ланой жили в нашем чудесном чудовищном мире, встречались в машине, в ее квартире, ходили по магазинам и
покупали вещи в виртуальную квартиру, которой у нас никогда не будет. Мы занимались любовью так, как это делают только драконы. Лане всегда нужно было больше, а мне нужно было сильнее. Ты ждала, верила, работала, звала, любила, заботилась и была самым, самым дорогим мне на свете существом. И самым
ненавистным. Потому что ты все терпела, ни разу не сказала мне "пошел вон", Ни разу не запретила мне ласкать других. Что стоит моя жизнь теперь? Пятьдесят шекелей - и золотой ключик у нас в кармане. Я буду любить тебя всегда. Странно звучит, не принято это говорить. Хотя если рассудить честно, всегда - это очень недолго, это - одна человеческая
жизнь. Теперь ты изменилась, но это не может изменить моего чувства. Я сижу здесь и плачу, посасывая привычно обожженный раскаленным героином кончик большого пальца. Звенит воздух, люди живут реальной жизнью и ругаются внизу водители в пробках. Какая детская картина. Я точно знаю, что слезу с героина, что выживу и буду жить, пока не умру. Хотя бы потому, что мой папа умер недавно, и мне этого делать уже не надо. Если смогу построить другой мир, в котором будет что-то, не меньшее, чем ты. Стоит ли одна человеческая жизнь медленной и мучительной
смерти любви? Не знаю. Наш мир был прекрасен. Люди много лет приходили греться в его лучах. Теперь его нет нигде во Вселенной.
http://www.behigh.org/new/modules.php?op

Только зарегистрированные пользователи могут оставить комментарии
Пожалуйста авторизируйтесь или зарегистрируйтесь

Powered by AkoComment 2.0!